Основные гипотезы происхождения психических заболеваний. Каково происхождение шизофрении: Современные гипотезы. Биологические теории и наследственность

Человеческое тело - живой организм, и жизнь его возможна только при условии, что все его органы и системы выполняют свои функции в достаточном объеме. Разумеется, каждый орган и каждая система имеют собственные резервы "функциональной прочности", а также способны в той или иной мере адаптироваться к изменяющимся условиям окружающей среды и внутренней среды организма в целом. Однако если такая адаптация нарушается, то возникает особое состояние, называемое болезнью, характеризующееся своими причинами возникновения, развитием, проявлениями, исходом. Болезнь - состояние всего организма в целом, значительно влияющее на функционирование всех его частей. Нелепо воспринимать организм как техническое устройство, в котором отдельные блоки независимы друг от друга и могут быть исправлены или заменены без последствий для других деталей.

В клинической медицине есть особое понятие - нозологическая форма. Когда говорят об определенной болезни как о нозологической форме, то подразумевают, что эта болезнь (это патологическое состояние) отличается от других патологических состояний по ряду критериев. Критериями выделения какого-либо состояния в самостоятельную нозологическую форму, как правило, служат: знание причины (этиологии) данной болезни, физиологических механизмов ее развития (патогенеза), внешних и внутренних проявлений (симптомов), которые, будучи связаны друг с другом патогенетически, объединяются в устойчивые симптомокомплексы - синдромы, совокупность которых, в свою очередь, формирует клиническую картину болезни, а также ее течения (времени появления и исчезновения симптомов и синдромов, закономерности их смены, изменения под влиянием сопротивляемости организма и лечения) и исхода (выздоровление, хронизация, смерть).

Таким образом, если болезнь - расстройство функционирования каких-либо систем или органов, например легких или почек, то психическая болезнь - расстройство системы, отвечающей за психику - совокупность функций высшей нервной деятельности, свойственных наиболее высокоорганизованным существам, часть из которых, такие как мышление и самосознание, возможно, присущи в полной мере только человеку. Психическая болезнь является расстройством функционирования в первую очередь головного мозга. Распознаванием и лечением психических болезней и занимается психиатрия.

Справедливо замечание, что поскольку человек является существом с чрезвычайно сложно организованной психической деятельностью, то очень трудно определить границу, которая строго разделила бы психическую норму со всеми разнообразными ее вариантами и психическую патологию. В отличие от многих других разделов клинической медицины, в большинстве случаев психиатрия не располагает убедительными данными об этиологии и патогенезе психических болезней. Основным критерием заболевания является в данном случае его клиническая картина. И несмотря на то что психиатрия выделилась в самостоятельную клиническую дисциплину уже более 200 лет назад и знания и опыт врачей-психиатров постоя и мо совершенствовались, в оценке ряда состояний психической деятельности возможен известный субъективизм. Именно поэтому в психиатрии особое значение приобретает клиническая практика.

Причины психических болезней

В большинстве случаев современная психиатрия не располагает точными данными о происхождении душевных болезней, за долгие годы своего существования эта наука прошла, будем надеяться, значительную часть пути к пониманию данной проблемы. Накоплено много достоверных данных, свидетельствующих о полиэтнологическом происхождении психических болезней. Основными причинами, приводящими к душевным болезням, являются, с точки зрения современной психиатрии, следующие.

Наследственная предрасположенность

Особенное значение наследственный фактор, по-видимому, играет в происхождении заболеваний, так или иначе связанных с нарушением тонких механизмов работы мозга, например обмена нейромедиаторов, количества и уровня развития связей между нейронами и т.д. Долгое время ведутся споры относительно типа наследования таких заболеваний, как шизофрения и эпилепсия. Данные популяционной генетики, генеалогических исследований, в частности близнецового метода, свидетельствуют, скорее, о полигенетическом их наследовании. Немалую роль играет в данном случае и низкая пенетрантность (одно из свойств гена в классической генетике - способность аллели проявлять свое действие, реализовывать свое присутствие на уровне признака) генов, ответственных за наследование психических болезней, позволяющая им накапливаться в популяции, несмотря па противодействие естественного отбора.

Биохимические нарушения, как наследуемые, так и приобретенные

Исследования в этой области находят практический выход в применении психофармакологических средств. Большинство гипотез в этой области сводятся к нарушению нейромедиаторного обмена ("дофаминовая" гипотеза, пейротрансмиттерная гипотеза (роль серотонипа, гамма-аминомасляной кислоты (ГАМК), моноаминоксидазы (МАО) и других веществ, участвующих в обеспечении обмена медиаторов), а также обмена нейропептидов - эндорфинов (естественных морфиноподобных веществ) и энкефалинов.

Классическим примером психического заболевания, в полной мере отвечающего нозологическому принципу, является прогрессивный паралич - особая форма сифилиса нервной системы.

Психотравмы

Одной из наиболее популярных гипотез в настоящее время является гипотеза нарушения "барьера психической адаптации", базирующегося на биологической и социальной основах. Срыв адаптации в результате психотравмы, превышающей компенсационные возможности личности, приводит к болезни.

В психиатрии принято деление психических заболеваний на эндогенные, т.е. возникшие исходя из внутренних причин (шизофрения, маниакально-депрессивный психоз), и экзогенные, спровоцированные воздействием окружающей среды. Причины последних выглядят более очевидными. Патогенез большинства психических болезней может быть представлен только на уровне гипотез.

История: Взаимосвязь психики и тела отмечали еще во времена Аристотеля и Гиппократа. Платон – выделить болезнь и лечить универсально, а Аристотель и Гиппократ – лечить не болезнь, а больного. Аристотель и Гиппократ отмечали связь психики и тела. Гейнрот в 1818 году впервые ввел термин «психосоматика». В 1822 году Якоби ввел понятие соматопсихический.

Сначала термином психосоматический не пользовались, но все больше это понятие стало входить в лексикон в 19 веке, в основном благодаря Фрейду, а также Дойч, Данбар и Александер использовали это же понятие. Они исследовали больных, у которых есть заболевания и выделили общие паттерны, личностные особенности и тд, которые соответствовали определенным заболеваниям.

Подходы к исследованию, описанию и лечению психосоматических заболеваний:

Психоцентрический – влияние острого или хронического стресса, психологических характеристик, связанных с психическим статусом пациента.

Психодинамический – анализ внутренних конфликтов (Александер), профили личности (Данбар), сопутствующие (коморбидные) заболевания, например, фобии, невротические симптомы, тревожные.

Психометрический – (диагностический) с использованием разных тестов, методик и т.д для дальнейшего решения проблем.

Соматоцентрический – влияние особенностей клинических проявлений и течение болезней на субъективное восприятие пациентом своего заболевания.

Теории:

I. Психодинамическая концепция - теория з. Фрейда (конверсионная модель)

З. Фрейд считал, что причина симптомов – внутриличностный конфликт. Вытесненные из сознания социально неприемлемые инстинкты (агрессивные, сексуальные) прорываются, принимая символическую форму (не может двигать рукой при подавлении агрессии, импотенция при плохих отношениях с женой). Конверсионные проявления затрагивают в основном произвольную моторику и органы чувств.

Поставлен вопрос о психологическом смысле симптома.

Обращено внимание на период детства.

Учтены в механизме симптомообразования особенности функционирования личности в раннем периоде.

Проводилась в жизнь идеи целостного подхода к больному.

2. Психодинамическая концепция – теория специфического конфликта Александера. Александер впервые предложил термин «вегетативный невроз» - физиологическое сопровождение определенных психологических состояний. Акцентировал на том, что причину заболевания нужно искать в конфликтной ситуации, которая была у ребенка в детстве. Сначала она внешняя, затем интериоризируется. В основе психосоматических заболеваний лежат специфические конфликты, характерные для каждого заболевания. Выделено 7 психосоматозов:

Эссенциальная гипертония – агрессивные импульсы с одной стороны и чувство зависимости с другой.

Язва двенадцатиперстной кишки – есть постоянное стремление опеки, заботы от другого человека, но при этом должен быть сильным и самостоятельным. Получается внутренний конфликт. Симптомы – способ решения конфликта.

Бронхиальная астма – противоречие между желанием нежности и страхом перед нежностью. Астма – плач ребенка по нежности. Могут быть истерические черты, неспособны выпустить наружу гнев из-за того, что не дают нежности.

Сахарный диабет – чувство хронической неудовлетворенности – с одной стороны ограничение, а с другой потребность получать.

Нейродермиты – желание контактов и страх перед контактами.

Язвенный колит – страх потери объекта. Сильное стремление к опеке и страх его потерять.

Ревматоидный артрит – агрессивность с одной стороны и самопожертвование с другой. Это смирительная рубашка, одетая на больного – агрессию выразить не может. Носит агрессивный характер. Альтруизм. Помогает так, что человек говорит: «не надо», а он делает.

Александера ругали за то, что эти реакции не могут быть однозначными, например любовь и страх одинаковые проявления на уровне тела.

Мозг и вирусы
(Вирусогенетическая гипотеза происхождения психических заболеваний)

Предисловие

«Сегодняшние книги - это завтрашние дела»

«Без навязчивых идей книг вообще не пишут»

(Г. Гессе, 1984)

«Знание собственного неведения - есть определяющий признак всякого подлинного знания»

(С. Л. Франк, «Непостижимое», Париж, 1939)

«Познавать - значит видеть вещи, но и видеть как они погружены в абсолютное»

(Гусейн аль-Галлаж, 910 г, казнённый арабский мистик, цит. по С. Л. Франку)

«Увидеть невидимое - мечта современной науки»

(В. И. Рыдник, 1981)

«Всякая вера - есть вера в невидимое»

(В. С. Соловьев, 1901)

«Там, где кончается разум - начинается вера»

(Б. Нахман, раввин, 1770-1811)

«Научный дух - дух, помогающий вести исследование, не имея впереди непосредственной утилитарной цели»

(А. Эйнштейн)

«Истина очень часто бессловесна»

(Л. Шестов, «Апофеоз беспочвенности», 1991)

Предлагаемая книга является попыткой научно, т. е. «упорядочение воспринять» (М. О. Гершензон, «Тройственный образ совершенства», Томск, 1994) проблемы биологической психиатрии с позиций вирусогенетической концепции Л. А. Зильбера (1975). Еще в 1946 г. он назвал рак смертельным несчастьем человечества. Безумие обычно несчастье пожизненное, неизбывное, психохирургически не удаляемое, но с середины XX века получившее психофармакологическую коррекцию. Монография написана патологоанатомом, 50 лет изучавшим патологию мозга и принадлежащим к школе П. Е. Снесарева.

Не требует доказательства, что психические болезни наследуются. А вот природа наследуемого лежит вне поля зрения генетиков, их устраивает само понятие ген. Но вирус - это мобильный генетический элемент. Так резюмирует суть дела современная «Молекулярная биология клетки» (Б. Апьбертс и др., 1994, с.314). Главной целью науки является объяснение, т. е. сведение непривычного к привычному, знакомому (П. Бриджимен, 1928, цит. по Е. Н. Никитину, 1970). Подчеркнем, что наш опыт прозектора-психиатра, а не только нейро-морфолога, позволяет быть на стыке клинической и биологической психиатрии. Поэтому ракурс подхода не столько описательный, сколько сопоставительный. Обобщению подлежат как данные патологической анатомии мозга, так и личный опыт изучения энцефалитов и, в основном, достижения современной психовирусологии и нейрогенетики. Основной предмет патологии мозга при психических болезнях - это анализ энцефалопатий при шизофрении и первой среди них - токсической, которая является главной составляющей у пациентов психиатрических больниц.

Свою первую задачу автор видит в том, чтобы пересмотреть мысленно все картины патологической анатомии мозга, которые могли бы указать на вирусный генез процесса. Это прежде всего происхождение кариоцитолиза нейронов и переоценка спонгиозной энцефалопатии, которая считается верным признаком вирусного заболевания мозга. Как стало теперь ясным, привлечение электронной микроскопии к исследованию цитопатологии мозга умерших людей (в отличие от зараженных животных) является лишь пробным шаром вирусологического исследования. Даже иммуноморфологическое изучение не сможет разрешить проблемы эндогенных, наследуемых, неканонических вирусов (К. Гайдушек, 1989), как первой части тандема Л. А. Зильбера. Необходима теория и методика молекулярной вирусологии и генетики, чтобы понятие вирусогенетическое заболевание обрело смысл. Теоретическое переосмысление нами предпринято, а привлечение генной инженерии - предстоит. Иной путь пока не просматривается: обнаружить геном - невирулентного вируса можно лишь исходя из современных представлений об особенностях их пограничной жизнедеятельности.

Геном определяет обмен веществ и в клетке, и в ткани, и в органе, и в системах организма, но не в безвоздушном пространстве молекулярного микроокружения. ДНК находят в костях и через 80 лет после смерти, и даже у ископаемых динозавров. Однако, восстановить жизнедеятельность молекул ДНК возможно только в окружении белков (ферментов). Отсюда важность глубокого замечания В. П. Эфроимсона (1978) об ограниченном поле действия гена, высказанном им в книге по генетике шизофрении. Наследство требующее глубокого анализа. Попытка воссоединить психовирусологию и генетику принадлежит английскому психиатру Т. Кроу (1987). Речь идет о гипотезе ретровирустранспозоне при шизофрении. Однако эта система обнаружена у насекомых, и растений. Такое многообразное распространение вряд ли значимо этиологически. Не пытаясь разрешить проблему этиологии в ее узком медицинском аспекте, мы строим свои подходы на более широкой основе.

Ныне основная масса фактов в области психовирусологии принадлежит иммунологам: выявление тех или иных вирусных АГ и AT в крови, ликворе и значительно реже в ткани мозга. Однако иммуногенетические исследования пока отсутствуют (В. П. Эфроимсон, 1971). За время своей жизни в науке автор по меньшей мере дважды счастливо избежал модных течений в исследованиях мозга. В начале 60-х гг. это было повальное увлечение ретикулярной формацией (наиболее ретивые прозелиты пытались даже видеть в ней «ложе интеллекта»). Для нас всегда это новая кора, где располагается «колыбель» и разума и безумия, - тривиально? Для модников ретикулярная формация - исток любой патологии.

В 70-е гг. слово в слово повторилась мода с лимбической корой, которая господствует в науке уже более 20 лет. Часто законодателем научной моды является Бетезда (как Париж для одежды). Так в «кладбищенской» теме гистопатологии шизофрении «высоты» захватила дезинтеграция нейронов гиппокампа, но ведь это воистину тривиально для старой коры. Тогда на подмогу приходит лукавая цифирь: доказать то, что и так очевидно. Квантификаторы считают, что им уже думать не надо, - компьютер нарисует кривую и точка, размышлять не требуется (так, однажды, на суде, ссылаясь на КТ-данные, некая психиатресса высказалась: «Так ведь машина показала, что больной был слабоумным», - речь шла о наследстве).

В науке дело диктует методика, что и рождает последователей, научную моду. Убежден, что молекулярная психогенетика и психовирусология - это всерьез и надолго, потому что наука вышла на магистральный путь молекулярно-генетической патологии. Тут решение всех и всяческих загадок болезни и клеток, и организма, и его симбионтов. Можно не сомневаться, что это станет модой, когда методики станут более доступными. К сожалению, вряд ли это по силам «кустарям-одиночкам без мотора», - наступило время групп исследователей. В качестве тупикового пути нужно обратить внимание на бесчисленные приставки «эргический» (дофаминэргический, пептид-Э, адрен-Э, серотонин-Э, холин-Э, ГАМК-Э, глютамат-Э, моноамин-Э, АХ-Э, ВР-Э и т. д. и т. п.). Важно помнить, что геном дислоцирован в хромосомах, а они в ядре клетки, которое, как считают некоторые, - вращается, (например, В. Я. Бродский, 1965). Видимо это нужно для интенсификации метаболизма, как и деспирализация хромосом в интерфазном ядре нейрона. Отсюда и задача нейроморфологии: визуализировать то, что сегодня кажется непостижимым. Например охарактеризовать гетерохроматин ядра нейрона. Задача для электронной кариологии и цитохимии. Стереотипно повторять, что мозг недоступен генетикам - это штамп, - надо обратиться к переживающему мертвому мозгу. Только для этого надо поставить вскрытие на уровень эксперимента.

Данная работа стала возможной благодаря творческой атмосфере коллектива Института психиатрии РАМН, собранного проникновенным опытом знания людей А. В. Снежневским. Дух его школы поддерживается его преемниками и учениками, что и заставило искать ту крупицу истины, которая пока безмолвна. Автор выражает свою глубокую благодарность научному редактору и консультанту, автору книг, по которым получены основы понимания медленных инфекций нервной системы - академику РАЕН, профессору В. А. Зуеву. Благодарен также Московскому обществу патологоанатомов за апробацию различных этапов работы. Представляемая работа была обсуждена в Институте биологии гена РАН, в лаборатории нейрогенетики члена-корреспондента РАН, профессора Л. И. Корочкина.

Надеюсь, как говорил М. Вебер (1990), что разнородные специалисты не обнаружат в исследовании никаких принципиальных, фактических неправильностей. Несмотря на все связанные с этим сомнения, автор вынужден привлекать материал, выходящий за рамки его непосредственной специальности. И все же в океане информации возможны и упущения, - буду рад любым уточнениям.

Свою многолетнюю работу адресую прежде всего моим коллегам (и оппонентам) психиатрам потому, что как показывает история биологической психиатрии, главные достижения в ней принадлежат клиницистам. Ныне многообразие и сложность молекулярно-биологического исследования одним энтузиазмом решить невозможно, - нужны группы разных специалистов. Существуют данные, что около полумиллиарда жителей Земли страдает психическими заболеваниями. Их судьбой более всего интересуются именно психиатры, порой даже больше, чем родные. Приведу пример из личного опыта. Так, когда танковая орда Гудериана рвалась по Старо-Воронежскому шоссе к Сталиногорску (ныне Новомосковск), она прошла мимо Тульской психбольницы (Петелино). Тогда в ее корпусах были открыты двери и сознательные больные разбежались. Остались беспомощные. Их кормили мороженой картошкой и свеклой с полей те, кто годами их объедал и обирал - младший персонал. Единственный оставшийся народный врач Богуслав Фаддеевич (Тадеушевич) Бернгардт пытался лечить оставшихся подручными средствами (заслужить признательность душевнобольных психиатру значительно труднее, чем хирургам).

Но не лукава ли эта цифра в полмиллиарда, если 86 % больных шизофренией относятся к т. н. внебольничной, т. е. никогда в психбольницах не лечившихся (В. С. Ястребов, 1988). Тут именно клиника остается ведущим звеном любой поисковой работы. Что же касается других категорий читателей, не профессиональных психиатров, то скажем, что даже презренная с лысенковских времен мушка дрозофила не свободна от вирусов. Так что поле для аналогий в животном мире - безбрежно.

Введение

Трехтомник двух ученых-генетиков Калифорнийского университета Ф. Айала и Д. Кайгер, «Современная генетика», М., 1987) начинается с… вирусов. И это не случайно: «все в биологии обретает смысл лишь в свете эволюционного учения» (Ф. Добржанский, 1937, цит. по Р. Л. Берг, «Генетика и эволюция», Новосибирск, 1993). Из этого следует, что жизнь нуклеиновых кислот состоялась лишь тогда, когда они структурировались с белками (ферментами), образовав про-, суб-, а затем и современные вирусы, точнее вирионы, обладающие липопротеидной мембраной мельчайшие частицы с минимальным геном, которые можно считать живыми, только при репликации (добавим, и репродукции) резюмируют упомянутые авторы.

клетки». Другое дело о путях их жизнедеятельности, изменчивости, мутабильности и превращения из репрессированных и интегрированных в геном вирусов - в свободные вирионы и даже ядерные или цитоплазматические сложные включения, скопления вирионов, с изменением формы и адаптации в этом симбиозе, к нарушению сбалансированности (тератогенез, воспаление, онкогенез и т. п.) т. е. нарушения сосуществования. Не менее сложны внутриорганные взаимоотношения вирусов в органах, открытых для вирулентных вирионов (ЖКТ, дыхательные пути и т. д.) откуда они могут попасть в забарьерные органы (мозг, герминативные органы). Не все в распространении вирусов поддается визуализации, чаще это косвенные данные иммунологии.

На экране позитронно-эмиссионного томографа (ПЭТ) сегодня можно видеть как в живом мозге распределяется радиоактивная метка (к примеру, введенная в вену меченная по углероду-14 глюкоза. И это не предел, визуализация проникла в клинику (тут уместно вспомнить, как генерал-философ считал, что «локальная наглядность годна лишь для примитивных задач» (В. П. Петленко, 1982). Каково ему ныне, когда можно наблюдать распространение глюкозы в мозгу у галлюцинирующего больного или слабоумного. Всего-то в 1960 г. отец советской гистохимии А. Л. Шабадаш публично, в институте Мозга, обижался, когда ему показывали гликоген в коре головного мозга крыс и обезьяны, поскольку он - основоположник, этого не достиг. Сейчас НТР ушла вперед мысли и требует на помощь компьютер. Так, *КТ лейкоараиозис стал прообразом спонгиоза, который столь значим в вирусной цитопатологии мозга.

Но «сначала было слово», если не в эволюции природы, то в науке уж непременно. Воистину так. Идея об атомной энергии родилась из удивительно простой для непосвященных математической формулы. Можно надеяться, что так и с понятием психоген (рискую ввести неологизм, т. к. новое понятие можно выразить лишь в новых словах (СЛ. Франк, 1939). Так было и с онкогеном. Вот только психиатрам неологизм - сигнал раздвоения личности.

Кто-то блистательный сказал: вирус - это ген на свободе. Свободной называется такая вещь, которая существует по одной только необходимости своей собственной природы и определяется к действию только самим собой (Б. Спиноза, Этика. М., 1957, с.362). Это и есть характеристика живого, а вирус не всегда обладает качествами свободы. И даже вирион, который без убежища в клетке совсем неживой. А молекулярные биологи вообще считают, что на уровне молекул беспредметно пытаться ощутить живое (М. Ичас, 1971). Пожалуй в вирусологии это не так. Там надо размножить вирус, заразить культуру или животное, а потом и увидеть ультраструктуру. Смущает только, что в онкологии уже выделено более 250 «персональных» вирусов. Ничего подобного в психовирусологии нет. Предлагаются на роль значимых в этиологии вирусы: гриппа, герпеса, кори, цитомегаловирус и даже вирус клещевого энцефалита, ну и, конечно, многоликие ретро-вирусы. Предметом данной книги является сопоставление наиболее примитивного генома вируса и его место в самом сложном геноме человека и его нейронах.

Есть книги-сводки, подводящие итоги Гималаям накопленных знаний. Они обобщают. Но добиться охвата достижений в науке гораздо труднее, если факты немногочисленны, разрозненны, фрагментарны, единичны и разбросаны по разным ямкам, которые роют в зыбучем песке узкие специалисты. Тогда надо искать лишь намечаемые тенденции развития науки. Предвидеть несравненно труднее и нет гарантий в безошибочности выводов. Тем не менее такая разновидность монографии, скажем футурологической, необходима потому, что намечает пути поиска направления исследований, проверяющих высказанные гипотезы. Последнее опережает факты, но без них и развитие будет слепым, как вера. Более того, оно невозможно, если не наметить цели, которые сегодня могут показаться непостижимыми. Гипотезы движут прогрессом науки. С другой стороны наука обычно намечает лишь методически достижимые цели.

В связи со сказанным сделаем методологическое отступление. Источник мышления - это длительное состояние активной неуверенности (К. Прибрам, 1980), преодоление опасений ошибки. «Знать, чтобы предвидеть, и предвидеть, чтобы мочь» (фр. поговорка). Этим предполагается открыть рассуждение о предлагаемой гипотезе. В клинической среде отношение к гипотезе ничуть не лучше, чем к теориям, что-то малозначащее для лечебной практики, где господствует черный ящик. Так что придется для защиты теоретического мышления привлечь «прислужницу наук» - философию (Л. Шестов, 1991), и ее главное достижение - гносеологию. Указанный философ, отторгнутый от отечественной почвы, утверждает, что доказательства по аналогии – самые бедные и неубедительные, и даже вовсе не доказательства («Апофеоз беспочвенности», 1991, с.35). Этот мыслитель любил будоражить мысль (С. Носов, «Русская мысль», 1992). Будучи несогласным с такой оценкой роли аналогии в истории биологии, попытаемся именно в аналогиях, порой на поверку являющихся гомологиями поискать то, что взбудоражит мысль даже самых больших скептиков и пессимистов в среде психиатров, если они оторвутся от своих повседневных дел.

Онкологов занимает рак, вирусологов - СПИД, а патологоанатомов должно волновать все, что попадает на секционный стол. Должно, но не всегда узкие специалисты порой даже череп не вскрывают, а мы - кишечник. Но это ремарка. Суть же в том, что давно пора в теоретическую медицину полноправно внести «систему логических рассуждений и даже фантазий, но аргументированных, что позволит прийти к теоретическому моделированию» (Ж.А.Медведев, «Молек. генетич. мет. Развития», М., 1968, сс.246, 248, 256). А до него И. И. Мечников писал: очень хорошо знаю, что многие из моих аргументов гипотетичны, но т. к. положительные данные получают с помощью гипотез, то у меня нет никаких сомнений в целесообразности их опубликований (цит. по Шт. Николау, «Очерк о природе человека», М., 1965, с.49). И еще в 1947 г. будущий лауреат нобелевской премии констатировал, что при попытке выяснить родство вирусов поневоле приходится прибегать к чисто теоретическим рассуждениям (Ф. Бернет, «Вирус как организм», С.49). Ригористы скажут: так ведь это было полвека тому назад. К сожалению, в отношении эндогенных вирусов это отражает состояние психовирусологии на конец XX века, слова эти вполне актуальны и сейчас.

Начнем, конечно же, с Аристотеля: гипотеза - форма недостоверного или вероятного знания. Гипотеза - основание, научное предположение, истинное значение которой становится определенным, когда она опирается на богатое теоретическое обобщение (Словарь иностранных слов, 1987; Философский энциклопедический словарь, 1983; Анри Пуанкаре, «Гипотеза и наука», М., 1903, с. 161). Последний пишет: гипотеза не только необходима, но и законна на пути к истине. Так писал еще один кандидат в нобелевские лауреаты. В своем научном ригоризме мои внутренние оппоненты попрекают меня в умозрительности. Как же иначе обобщить и новое, и старое, если не умом? Почему в биологии после Ч. Дарвина так презирают теорию? А уж в медицине и вовсе сплошное пиршество «фактологии», которую буквально уничтожал крупнейший теоретик медицины И. В. Давыдовский (1887-1968) мой учитель, которому я обязан выбором профессии.

Доктор Живаго говорил круче: фактов нет, пока человек не внес в них что-то свое, т. е. неинтерпретированное - лишено смысла. Особенно этим грешит морфология: есть картинка, а далее судите сами (такое приходилось слышать и от действительных членов АМН). Факты и числа составляют только начало настоящих исследований, - главное открыть их смысл (C. W. Mills, The Power Elite, 1957, p. 475). Однако необходимо признать и то, что «истина возникает из фактов (лат. - сделанное), но она и опережает факты» (Джемс, цит. по К. Прибраму). Но мой первый ученик в области гистопатологии мозга Г. В. Ковалевский является яростным защитником пути и трудностей поиска фактов, что по его мнению, значительно труднее, чем обобщать. Повторюсь: надо знать, что искать, хотя история науки знает и обратное - его величество случай…

К большому сожалению, современные психиатры стали только клиницистами, явно уйдя (и боясь…) усложнившейся теории биологии. Это дает себя знать отрицательно, поскольку традиционно теорию психиатрии всегда в былые годы творили (вне запертых кабинетов, - в лабораториях) те самые, кто лечил душевнобольных. Их побуждало к этому непостижимое (СЛ. Франк, 1939) в науке о мозге человека. Теперь не таблетки им предоставляют фармакологи, а теории молекулярной биологии и патологии мало востребуются. что до биологической психиатрии, которую мало знают в медицинской науке, то она выделилась в последние десятилетия, и творят ее уже даже не врачи, которые идут в кильватере моды, которая является «творчеством человеческой посредственности» (Fred Plum). Это он сказал, что шизофрения и ее гистопатология являются кладбищем идей. Оправдать моду можно только трудностями разработки методики, как например гетерохроматина интерфазного ядра нейрона, а не политенной хромосомы слюнных желез насекомых. Легче применить информацию по мембранологии. Еще проще заняться иммунологией - его величеством лимфоцитом. Оказалось, что иммунокомпетентная клетка в мозге человека - редкость (А. И. Ойфа, 1983), а в крысином - и вовсе отсутствует.

Теперь по поводу умозрительности, которая некорректно определяется с английского - спекулятивно (Speculor - наблюдаю, созерцаю, а вовсе не… торгую). Умозрение - свободное творческое конструирование без чего невозможна мыслительная деятельность (А. С. Майданов, 1993). Еще убийственней для не принимающих сказано об умозрении у В. Даля «заключение, догадка ума, мыслительный вывод… теория». Вот только нет гарантий, что не ошибешься. Так развитие науки опровергает сейчас даже некоторые положения теории относительности. А как же иначе, «все течет, все развивается».

^ Наследовать достоин только тот, Кто может к жизни приложить наследство, Но жалок тот, кто копит мертвый хлам, Что миг рождает, то на пользу нам.

Гёте, «Фауст» перевод Пастернака

Своим критикам скажу так, - отрицать всегда легче, чем утверждать. В науке опровергающий должен предложить свою трактовку (Л. Я. Бляхер, 1946). Те, кто перебивается воспроизведением чужих методик, обычно не приемлют и новых воззрений. Поэтому необходимо кратко очертить два положения. Если клетку называют надежным убежищем для персистенции вирусов, то эту роль выполняет мозг во много раз более обоснованно, чем незабарьерные органы. Второе - это роль мутаций в мозговой патологии. Утверждение о крайней редкости мутаций пришло к нам из биологии более примитивных живых существ, чем млекопитающие. Вслед за В. П. Эфроимсоном следует принять, что процесс мутагенеза непрерывен, но репарируемый (ниже).

Завершая введение, хотелось бы общей характеристикой использованной литературы и информации. Видные психиатры считают, что использование научно-популярной литературы есть проявление, не больше, ни меньше, как паранойи, что в этом случае сказать об авторах этих изданий, зачастую ученых с мировым именами. Представляется, что именно популярное изложение позволяет уйти от штампов научной моды. Специально для тех, кто не испугался психиатрического табу привожу книги, которые помогут начинающим в их желании пополнить свое вирусологическое образование. Академик В. М. Жданов, «Тайны третьего царства», М., 1975; чешский тандем вирусолог В. Майер и журналист М. Кенда, «Невидимый мир вирусов», М., 1981; академик РАЕН В. А. Зуев с удивительной книгой «Третий лик», М., 1985, где автор специально касается вопроса персистенции вирусов в мозге; русский тандем Д. Голубев и В. Солоухин, «Размышления и споры о вирусах», М., 1989, где разгорается дискуссия: живое-неживое; А. В. Чаклин, «Проблема века», М., 1990; А. С. Шевелев, «СПИД - загадка века», М., 1991; Блистательный научно-популярный журнал, издаваемый у нас С. П. Капицей «В мире науки» (американский журнал, в 1989, № 12 полностью посвящен проблеме СПИДа). Прибавим сюда книгу Ф. Бернета «Вирус как организм», М., 1947 и «Двойную спираль» Дж. Д. Уотсона. Более того сам А. Эйнштейн не чурался популярно изложить свою теорию (правда, понять это без математического образования - трудно).

К большому сожалению психиатры крайне редко «опускаются» до популяризации своей науки. Это сделал биофизик Р. Р. Лидеман, который увлекательно написала книгу «За гранью психического здоровья», М., 1992. Биологические основы психиатрии блестяще отражены у Ф. Блума и др. «Мозг, разум и поведение», М., 1990 (чего стоит красочная родословная 8 поколений жителей шведской деревни с черными генотипами больных шизофренией). Это отступление необходимо для моих ироничных коллег, которые кроме своего шестка уже все остальное относят к недостойному внимания. А напрасно, надо слушать и радиопередачи с новейшими достижениями, и открыть доступ к Медлайну, ныне и к Интернету. Покойный академик М. Е. Вартанян не брезгал и американскими медицинскими газетами.

Внук М.А.Морозова - П. В. Морозов, будучи экспертом ВОЗ, сумел собрать ученых разных стран имеющих малейшее касательство к проблеме психовирусологии и издал их труды (правда там господствовали иммунологи). Основная текущая информация вкраплена в научной периодике достаточно редко. Слышал, что сотрудники центра в Бетезде отлично информированы о работах смежных лабораторий и институтов. У нас такой обмен сведениями затруднен.

Итак, главной своей целью считаю необходимость привлечь внимание к проблеме, которая пока имеет лишь теоретическое значение, хотя нужно еще подумать излишня ли теория для господствующей ныне психофармакологии, властительницы практики лечения душевных болезней.

Субъективная история гипотезы

В науке очень редко случается «окончательное решение вопроса» (в отличие от параноиков-политиканов). Даже двуспиральная модель ДНК сегодня самими авторами подвергается сомнениям, а продолжатели спирализуют ее до невероятности. И в ней нужно найти место для интегрированного в геном хозяина небольшого генома уже несвободного эндогенного вируса. Местоположение вируса в клетке пока можно представить лишь вероятностно. А морфолог привык видеть.

Два напутствия определили профессию автора: повседневный анализ смерти «величайшего из естественных зол», словами А. Шопенгауэра, жизнь которого не была примером красоты и гармонии психического здоровья (Ч. Ломброзо, С. - Петербург, 1892). Слова И. В. Давыдовского: - патологоанатом в принципе научный работник. Второе озвучено в июле 1951 г. учеником В. М. Бехтерева, виднейшим прозектором-психиатром, профессором П. Е. Снесаревым (после русско-японской войны стажировался в Мюнхене у Алоиса Альцхаймера; там он обнаружил специфическую патологию нейрофибриллей при пресенильной деменции и был отстранен от открытия шефом, обессмертившим этим плагиатом свое имя (со слов А. В. Снежневского). Павел Евгеньевич сказал молодому врачу: - Идите своим путем. Слова банальные, но были поняты лишь через десятилетия подражания и проверки наследства учителя.

В последние годы эксперты ВОЗ осчастливили нас статистически значимым термином - «непосредственная причина смерти». Более честные предки твердо знали, что в конце концов всегда останавливается сердце и наступает смерть. Теперь появилась клиническая и биологическая смерть. Успехи реаниматологии подарили нам и смерть мозга, которую встретили в штыки (особенно судмедэксперты). Все же перед патологоанатомом всегда стоит вопрос: что привело к остановке сердца, несмотря на порой героические усилия клиницистов? Этот вопрос особенно значим после вскрытия, где нет ни пневмонии, ни рака, ни инфаркта, ни инсульта. Зачастую именно так случается в психиатрии. Тогда выступает палочка выручалочка - токсикоз, причем очень часто без указания адреса (например, печеночный, почечный, но только не мозговой). Обычно считается, что мозг не может отравлять, но всегда является мишенью для соматического воздействия. Отец отечественной психиатрии С. С. Корсаков в своих лекциях говорил студентам о яде, т. е. вирусе, который должен быть раскрыт в ближайшем будущем. О токсических свойствах крови больных шизофренией показано на бесконечном числе биологических объектов от проростков гороха, до куриного эмбриона. Но все это осложнилось тем, что до 60-х годов XX века большинство больных шизофренией страдало смертельным туберкулезом. А после этого токсический фактор в крови больных шизофренией был повторно обнаружен.

Итак, наследием учителя осталась характеристика шизофренической энцефалопатии - токсико-аноксическая, смягченная преемниками - токсико-гипоксическая. Представляется, что можно избегнуть этого пояснения, поскольку гипоксия всегда сопровождает смерть, даже при острейшей, внезапной. Можно сказать короче - токсическая энцефалопатия, обычно хроническая, но изредка и острая при гипертоксической (смертельной) шизофрении, оторой будет посвящена особая глава. Проблема заключается в том - не является ли последняя энцефалитом?

Что было известно студенту-медику о вирусах. Д. И. Ивановский уехал в Крым на эпидемию табачной мозаики. Он пропустил сок листьев через фарфоровый фильтр. Фильтрат оказался заразным для неповрежденных листьев. Так был открыт фильтрующийся вирус. Потом нас учили о вирусных, заразных болезнях. И положение - вирусная инфекция - стало основополагающим. Но самое удивительное, что и студенты 90-х гг., выпускники медицинских институтов знают о вирусах ненамного больше. Зачем же тогда вышел учебник А. Г. Букринской (1986), если о нем не знают те, кому он предназначался?

Мой «дух научного беспокойства» (Н. Н. Бурденко, цит. по И. В. Давыдовскому, 1956) бился над природой шизофренической энцефалопатии. Казалось главным, что это не энцефалит. Более того, если встречался ревматический энцефалит или еще реже воспалительный процесс в мозге, неясного генеза, то шизофренная симптоматика подвергалась сомнению и снимался. Психиатры не возражали: а почему больной шизофренией не может болеть ревматизмом? А потому, что это истинное аутоиммунное заболевание (еще отчетливее это видно при СКВ) и столь характерная для шизофрении иммунодефицитарность, и ареактивность ткани мозга несопоставимы. Редчайшие острые, серозные энцефалиты у кондовых больных шизофренией озадачивали больше.

В сентябрьской книжке журнала им. С. С. Корсакова за 1954 г. были опубликованы материалы сессии посвященной 100-летию ученого чьим именем назван журнал. Главной сенсацией там были работы отца и сына Морозовых М. А. и В. М. В слепом опыте маститый ученый бактериолог, академик АМН Михаил Акимович в ликворе больных шизофренией обнаружил вирусоподобные частицы в темном поле зрения оптического микроскопа (фото на вклейке). Как рассказал мне его внук ученый понимал, что его не поймут современники. Мне пришлось наблюдать как это было встречено сотрудниками колониальной (земской) больницы под Тулой (д. Петелино). Без всяких указаний персонал, который всю жизнь жил и работал бок о бок с психическими больными, растивший там своих детей (порой даже няню бравший из больных), которые пополняли ряды персонала, - надели марлевые повязки, причем, и врачи. В частности и санитар морга, бывший Орловский колхозник. Я не надел маску не потому, что бравировал, а потому, что свято был привержен заветам моего профессора И. В. Давыдовского, высказанным на лекциях: - если бы рак был вирусным заболеванием, первыми заразились патологоанатомы и хирурги. Вот уровень знаний по вирусологии на 1946/47 учебный год в столичном мединституте (2-ой МГМИ). И Л. А. Зильбера тогда понять не смогли. История повторяется: прозелит патана-томии, гистолог средних лет задал мне вопрос: - А заразиться от трупа нельзя?

Но забыть данные этого открытия семьи Морозовых я тоже не мог и постоянно откладывал вирусологию на потом.

В 1995 г. попалась статья психиатра-эпидемиолога разработавшего вопрос о контагиозности шизофрении, как воздушно-капельной инфекции (Э. Ф. Казанец, 1991). Автор работал с жильцами одного подъезда, где проживал больной. Он получил, разумеется, подтверждение своим предположениям: количество больных устрашающе возрастало в… подъезде. Вот только жителей и их детей в загородной психбольнице он почему-то позабыл. Вне поля зрения автора остались и психиатры, у которых постоянное речевое общение с больными. Не придал он значения и патанатомам, стремящимся к вскрытию через 1-2 часа после смерти.

С 1960 года я много лет работал с медицинской переводчицей из ГНЦМБ. 40 лет (кроме 8 лет ГУЛАГа) работала она помогая остепеняться будущим академикам. Она владела 6-ю европейскими языками. В отличие от ее сотоварищей она не изгоняла из памяти то, что прочитывала (да и мудрено было забыть, когда она 13 раз прочла отца современной психиатрии Э. Крепелина). Это была хорошо

известная у читателей медицинской библиотеки Сильвия Валентиновна (Соломоновна) Турицына (Перельман). Она знала о медицине больше любого «узкого» специалиста. Как-то она сказала мне: - А Вам надо заняться вирусологией, именно Вам. Сказано это было с глубокой убежденностью и скепсис - «вирус-инфекция» был поколеблен, а потом и побежден. На исходе 8-го десятка С. В. Турицына подарила мне ее любимый журнал «Природа» со статьей В. И. Агола об эндогенных вирусах. А потом и книги В. А. Зуева о медленных инфекциях, которые открыли новые горизонты вирусологии. В мировой литературе по интересующему вопросу преобладали иммунологические работы.

Самообразование зацепилось, конечно, за вирусные включения, о которых всякий нейроморфолог знает не понаслышке. Вот основа, на которой возникло желание поискать вирусные включения при смертельной шизофрении ультраструктурно. Забегая вперед скажу, что отыскались они с большим трудом (ниже). Если тебе не удалась мысль, - тебе не удалось ничего (М. К. Мамардашвили, 1991). Он же - мысль вырастает из удивления. Мое удивление основывается на удивительном разнообразии строения оболочек вирионов. Особенно «антенн» аденовирусов. А теперь и «атомным» строением оболочки вируса гвоздики, полученного в трех лабораториях Англии, Германии и нашего Института кристаллографии (Б. К. Вайнштейн и др., 1993).

Мое (победное) поколение студентов-медиков, к счастью, еще успело получить основы классической генетики (генная прививка) у профессора Л. Я. Бляхера. Он значительную часть курса общей биологии посвятил генетике, как и в стабильном учебнике, который вскоре был запрещен. А на семинарских занятиях мы еще решали задачи наследуемости цвета глаз и волос и т. п. о доминантности и рецессивности. Это был 1945/46 учебный год. Вскоре нагрянула лысенковщина и хромосома стала первым врагом народа победителя, державы культа личности социализма, самого диамата, а нуклеиновые кислоты уже не энгельсовский белок. Генетика стала порывом всех основ. Сами же генетики стали в лучшем случае обитателями психушек. С одним таким я прогуливался в вековом барском липовом парке и слушал лекции доцента МГУ. Но как только речь заходила о ТДЛ, он терял самообладание, обрушивая на корифея-мичуринца всю мощь своего интеллекта и знаний. Его пропустили в Москву, но у него осталось сомнение - не болен ли он душевно, что заставило его, как говорят в Туле «поджениться» на медсестре, правда непотребной, но преданной своей роли «психдиспансера».

На старших курсах будущие «врачи-убийцы» уже боялись сказать, что заболевание наследуется (академик невропатолог А. М. Гринштейн). В историях болезни навечно утвердилась формула «наследственно не отягощена». Должен с прискорбием констатировать, что когда в 60-е годы генетику «обратно» разрешили, то стало невозможным слушать тех, кто еще вчера нес обратное. Много сделала «Двойная спираль», но слушать «философов»-пустобрехов о роли ДНК было невыносимо. Фактом стало, что даже явные достижения клинической генетики в психиатрии долго воспринимались как дань моде, а не как основополагающие принципы медицинской теории. Так уж получилось, что молекулярной генетикой пришлось заняться в последнюю очередь, уже после молекулярной вирусологии. Оказалось, что это было объективно логично. Несмотря на растерянность перед элитой генетиков пришлось установить, что некоторые из них к вирусологии относятся презрительно, как, впрочем и ко всей медицине, свысока. Что же касается патологической анатомии, то они позволяют себе иметь представления на уровне студенческих, особенно университетского курса. Не намного ушел и биофак медицинского института. Генетикам это сходит с рук, а от нас требуется знание молекулярной биологии «на ты» (нобелевская лекция П. Берга, 1981). Этого достигнуть не удалось. Только с подачи Л. А. Зильбера пришлось понять, что вирусогенетическое заболевание это не только и не столько рак, а важный принцип.

Уже упоминалось отношение И. В. Давыдовского к вирусной природе рака (1947). А вот как провидчески он писал в 1969 г. «Наследственные заболевания в далеком прошлом имели какой-то внешний фактор, создавший то или иное предрасположение, в дальнейшем закрепившийся в потомстве» (Общая патология, с.22). За эту фразу ему можно простить антизильбирианский выпад на студенческой лекции.

Совсем недавно, увидев мегакариоциты в гигантской селезенке при болезни Верльгофа, тут же вспомнилось указание Сальвадора Давидовича Лурия, что образование гигантских, многоядерных клеток как раз характерно для вирусной цитопатологии. Это высказывание нобелевского лауреата. И в селезенке это редкость, а уж в мозге и вовсе раритет. Например, у участка некроза при герпетическом энцефалите встретилась такая многоядерная клетка неясного происхождения. Приводим панораму многоядерных нейронов в подкорковой области мозга у олигофренов, которые были обнаружены доктором П. Б. Казаковой, представителем школы П. Е. Снесарева (см. монтаж).

В трудах И. В. Давыдовского нацело отсутствует понятие мутация, основополагающая для генетики. В стабильных учебниках оно лишь «мигрирует»: то появляется, то исчезает. Вспоминают о мутации тогда, когда речь идет об уродствах развития. Но и с энциклопедией мутабильности Ш. Ауэрбах (1978) знакомятся лишь единицы, и то не генетики (формуляр библиотеки НЦПЗ). Вот яркий пример теоретической разобщенности в медицине. Недаром И. В. Давыдовский часто сетовал об упразднении в СССР университетского образования для медиков, замененное на «кузницу кадров» узких специалистов практиков, лекарей, а не докторов медицины, как А. П. Чехов, или епископ Лука, В. Ф. Войно-Ясинецкий.

В 1968 г. Ж. А. Медведев констатировал, что максимальное число генов самых сложных вирусов не превышает 100, и это при таком многообразии фенотипов. Причем, главным являются не одежды вирионов, а взаимоотношения вируса и генома хозяина в той клеточной крепости, которая служит обиталищем вирусного генома в заточении ядра, а не на свободе клетки.

Здесь изложена скорбная история созревания врача после открытия М. А. Морозова, занявшее более 30 лет самообразования. Надеюсь это небесполезно для читателей. Прежде чем перейти к традиционному изложению «истории вопроса», необходимо привести пессимистическую ремарку F. Fennor (1979): пока еще наши суждения таковы, в которые нам хотелось бы верить, но которые мы не можем доказать. Свое отношение к вере в науке автор выразил в эпиграфах и тексте книги.

Для объяснения высокой частоты психических болезней в популяциях была выдвинута эволюционно-генетическая гипотеза. Согласно этой гипотезе психические болезни представляют собой животное наследие человека, а их высокая распространенность объясняется тем, что гены, их формирующие, в невысоких дозах, по-видимому, полезны и благодаря этому сохраняются в популяции.

Если по каким-то причинам резко снижается порог реагирования, то реакции могут возникать не только в ответ на специфические раздражители, но и на нейтральные. В таких случаях они становятся неадекватными ситуации и приводят к аномалиям поведения.

Психические болезни человека эволюционно произошли от защитных реакций животных: эпилепсия от эпилептиформной реакции, аффективные психозы от аффективной реакции, шизофрения от кататонической реакции. Из-за того, что у человека резко снизился порог реагирования, эти реакции утратили свою адаптивную роль и стали патогенными.

Психоз рассматривают как плату за сохранение в популяции определенных генов, которые в других комбинациях дают их носителям какие-то биологические преимущества. Например, получена информация о том, что у больных шизофренией женщин высок процент музыкально и художественно одаренных детей.

Известно, немало примеров того, что индивиды, одаренные специальными творческими способностями, не только сами имеют психические отклонения, но также и повышенный процент родственников с психическими аномалиями.

Генетическая природа таких тяжелых психических заболеваний, как шизофрения, биполярный психоз, аутизм, уже не вызывает сомнений ни у психиатров, ни у самих исследователей, работающих в области биологической психиатрии. За последние годы ученые собрали большой и убедительный материал на базе исследования семей, в которых неоднократно встречаются случаи заболевания. Были исследованы пары монозиготных (однояйцовых) и дизиготных (двуяйцовых) близнецов. Работы специалистов показали, что вклад генетических факторов в развитие заболевания достаточно высок (60-80%) и явно превышает вклад средовых факторов. Частота возникновения аутизма и заболеваний аутистического спектра в популяции составляет 0,3-0,6%, а уровень заболеваемости у братьев и сестер больных детей значительно выше (2-8%). Приведу еще цифры: конкордантность развития заболевания у близнецов составляет в случае заболеваний аутистического спектра (синдром Аспергера, дезинтегративные расстройства, синдром Ретта) 90% у монозиготных близнецов и 0-10% у дизиготных пар. Риск заболевания биполярным расстройством в популяции равен 0,3-1,5%, а среди родственников больных он гораздо выше -более 20%. Шизофрения может возникнуть в 0,6-2% случаев у людей, не имеющих наследственной отягощенности по психическим заболеваниям. У родственников первой степени родства величина такого риска возрастает уже до 9-13%. Самый высокий риск шизофрении мы отмечаем у индивида из близнецовой пары, в которой один из близнецов уже имеет это заболевание (28-48% по разным данным), и у ребенка, родившегося от двух пораженных родителей (36-46%). .

Для возникновения психической болезни, как и всякой другой,
решающее значение имеют те внешние и внутренние условия,
в которых реализуется ее причина. Причина вызывает болезнь
не всегда, не фатально, а лишь при стечении тех или иных обсто-
ятельств, причем для разных причин значение условий, опреде-
ляющих их действие, различно. Возникновение болезней, в том
числе психических, их развитие, течение и исход зависят от взаи-
модействия причины, различных вредных влияний внешней сре-
ды и состояния организма, от соотношения внешних (экзоген-
ных) и внутренних (эндогенных) факторов. Под эндогенными
факторами понимают физиологическое состояние организма,
определяемое типом высшей нервной деятельности и ее особен-
ностями в момент действия вредности, полом, возрастом, наслед-
ственными задатками, иммунологическими и реактивными осо-
бенностями организма, следовыми изменениями от различных
вредностей в прошлом. Таким образом, эндогенное не рассма-
тривается в качестве только наследственно обусловленного или
неизменного состояния организма (Давыдовский И.В., 1962).
Значение экзогенных и эндогенных движущих сил различно при
разных психических болезнях и у конкретных больных. Каждая
болезнь, возникая от причины, развивается в результате харак-
терного для нее взаимодействия названных движущих сил.
Высказывается несколько гипотез о происхождении и раз-
витии психических расстройств, отражающих основной метод
исследования, применявшийся при изучении этиологии и пато-
генеза психических заболеваний.
Биологические концепции психических расстройств

Биохимические гипотезы происхождения психозов. Основой
биохимических концепций является определение главного пато-
логического механизма психических расстройств - нарушение
химизма синаптических нейротрансмиттеров нейронов голов-
ного мозга.
Дофаминовая концепция (Carlsson A., Lindqvist M., 1963)
утверждает, что в тканях мозга больных образуется избыточ-

ное количество дофамина (в результате усиленного синтеза
либо недостаточности механизмов, регулирующих его превра-
щение) и повышается активность дофаминергических структур
мозга. Возможна гиперчувствительность дофаминовых рецеп-
торов (увеличение числа этих рецепторов или повышение их
аффинитета к молекуле дофамина). В головном мозге выделяют
структурные системы с высоким содержанием дофамина: нигро-
стриарную (регулирующую экстрапирамидную двигательную
активность), мезэнцефально-корковую и мезэнцефально-лим-
бическую. Предполагают, что нарушение в первой из них при-
водит к развитию экстрапирамидных расстройств. Изменение
дофаминовой активности в мезэнцефальных системах, регули-
рующей механизмы эмоций, может привести к возникновению
аффективных нарушений, психотических расстройств. Имеются
доказательства нарушения дофаминовой трансмиссии при эндо-
генных заболеваниях (, биполярное аффективное
расстройство), а также при психозах у больных с алкогольной
зависимостью. Механизм действия антипсихотических препара-
тов (нейролептиков) связывают с блокированием дофаминовых
рецепторов.
Варианты концепции - возможно снижение активности ме-
диаторов (гамма-аминомасляной кислоты - ГАМК, глутамино-
вой кислоты, глицина), участвующих в регуляции дофаминовой
системы, нарушение активности серотонина, нарушение актив-
ности ферментов, важных для синтеза и распада нейротрансмит-
теров - моноамиоксидазы, креатининфосфокиназы, лактатдеги-
дрогеназы.
Доказано влияние норадреналина и серотонина на формиро-
вание и развитие тревожных и депрессивных состояний.
Нейропептидная гипотеза. Нейропептиды служат основой
межклеточных взаимодействий, действуя в качестве нейрогор-
монов, нейротрансмиттеров, нейромодуляторов. Выделяют от-
дельные группы нейропептидов - эндорфины и энкефалины,
к которым относят альфа-, бета-, гамма-эндорфины, метио-
нин-эндорфин и лейцин-эндорфин - нейрокинины (субстан-
ция Р). К нейропептидам также относят вазопрессин, оксито-
цин, нейротензин, , холецистокинин, тиреотропный
гормон. Нейропептиды существенно влияют на эмоциональное

состояние больного, нарушение их химизма может приводить
к выраженным аффективным расстройствам.
Иммунологическая концепция основана на том, что в ре-
зультате инфекционного, химического, физического (радиаци-
онного) воздействия возможно изменение тканевых ,
на которые реагирует иммунная система организма, возникают
аутоиммунные расстройства. Существуют данные, свидетель-
ствующие об изменении у страдающих психическими расстрой-
ствами больных всей иммунной системы организма, в результате
чего возможны аутоиммунные реакции и против неизмененных
. Так, при шизофрении установлено наличие в крови
больных к мозговой ткани. В то же время рассматривать
аутоиммунные реакции как основной механизм возникновения
шизофренических расстройств не представляется возможным,
поскольку выявленные иммунологические показатели неспеци-
фичны и могут лишь сопровождать заболевание.
В конечном итоге следует отметить, что при психических
расстройствах (прежде всего эндогенных) могут наблюдаться
ауто иммунные процессы в организме больного как гуморально-
го, так и клеточного уровней.
Генетическая концепция. Определяет возникновение
психических расстройств хромосомными нарушениями, что
подтверждается цитологическими исследованиями. Выявлен
и изучен вариант аномального кариотипа (трисомия по 21-й
хромосоме) - синдром Дауна. Второй вариант трисомии по
аутосомам - синдром Эдвардса (трисомия на 18-й хромосоме).
Третий вариант - синдром Патау, связанный с трисомией по
одной из хромосом группы В. Большинство аномальных форм
поведения описано при изменениях числа половых хромосом.
Это прежде всего синдромы Клайнфельтера, Шерешевского-
1
Тернера, синдром XYY и др.
Существенный вклад в развитие генетической концепции
внес М. Блейлер, определивший возможность риска возник-
новения эндогенных заболеваний, прежде всего шизофрении,

1 Следует отметить, что выявлены лица с данным кариотипом (XYY) без
каких-либо психических нарушений.

в семьях с имевшим место ранее заболеванием одного и более
родственников.
Инфекционная гипотеза возникновения психических нару-
шений имеет значение для отдельных заболеваний - ,
, .

Психологические и философские концепции
происхождения психических расстройств

Экзистенциональная и антропологическая концепции ис-
пользуют феноменологически-герменевтическую методику об-
следования больных. Результаты ее применения выражаются не
в клинических понятиях, а в категориях философии существо-
вания (экзистенционализма). В соответствии с этим, например,
у больных шизофренией констатируется изменение восприятия
собственного бытия.
Сторонники этого течения говорят об изменении «налич-
ного бытия», «коммуникации», «собственного мира», что ведет
к «крушению жизни». Бред в соответствии с такими взглядами
представляет собой самовыражение шизофренического бытия.
Антропологическое направление трактует психоз как результат
краха привычного существования человека.
Психоанализ. В этой концепции ведущим является кон-
фликт между человеком и цивилизацией, в антагонистическом
противоречии между бессознательными влечениями человека
и запретами культуры, между стремлением человека к осущест-
влению своих скрытых влечений и страхом нарушения мораль-
ных заповедей семьи, общества. Моральный диктат культуры
заключается в формуле: «Там, где было “Оно” (диктат бессозна-
тельных влечений), должно быть “Я”». Психоз наступает тогда,
когда «Я» ослаблено, его посредничество между требованием
«Оно» и внешним миром не осуществляется. В результате «Я»
капитулирует и деградирует до ранней стадии развития. «Я» мо-
жет деформироваться, расщепляться, может наступить раздвое-
ние «Я». Главный механизм защиты в психозе есть регресс «Я».
Болезнь «Я», представляющая собой сущность психоза, разными
последователями З. Фрейда объясняется различно - разложение
«Я», дефицит структуры «Я», архаизм «Я», эгопатия, распад син-
тезирующей функции «Я», регрессивный распад «Я».

К.Г. Юнг (Jung C.G., 1921) определял психоз как выражение
архитипического образования коллективного бессознательного.
Неофрейдизм (Ноrnеу K., 1939, 1945; Sullivan S., 1932, 1962;
Fromm E. 1941, 1970) объясняет происхождение психических
нарушений у человека существованием «основного конфлик-
та», обусловленного неспособностью адекватно ориентироваться
в жизни и постоянным «основным беспокойством». Конфликт-
ная ситуация возникает в результате несоответствия между че-
ловеческими потребностями и пределами их удовлетворения, что
обусловливает патологию. Стремясь сгладить конфликт, человек,
замещая реальное «Я», создает идеализированный образ - идеа-
лизированное «Я». Идеализированный образ замещает реальное
самоутверждение личности, он замещает подлинные идеи и ниве-
лирует существующие конфликты. В основе и психозов
лежит осознание человеком своей природной неполноценности.
Цель «гуманистического психоанализа» - способствовать само-
развитию потенциальных возможностей человека в направле-
нии жизненности и продуктивности, познания своей внутрен-
ней природы, преодоления «внутреннего конфликта», саморе-
ализации, повышения адаптации больного в социальной среде.
Гештальтпсихологическая концепция психоза (бредового)
отражена в трудах K. Conrad (1958). Автор рассматривает фор-
мирование психических расстройств как последовательный ряд
этапов:
x на первом этапе возникают эмоциональные нарушения -
тревога, страхи;
x на втором этапе присоединяются расстройства восприя-
тия - иллюзии, галлюцинации, дереализация, когнитив-
ные расстройства;
x на третьем этапе формируется устойчивый бред с последу-
ющим утяжелением психических расстройств, регрессом
психических функций.